Мысли Азы метнулись, вновь всплыли в памяти паскудные картины недавнего прошлого, когда она пыталась во что бы то ни стало забеременеть от Вано. Этот поганец вконец скурвился. Он оказался так слаб по мужской части, что не мог излиться по нескольку часов. Аза подсовывала ему девиц для оргий, но Вано так и остался безнадежным слабаком. Все заканчивалось одинаково. Несколько девиц по очереди возбуждали его ртом, а когда появлялся намек, что Печерский может кончить, Аза залезала к нему на колени, сама вводила внутрь себя вялый член и дотягивала совокупление до нужного ей завершения. Сколько раз так ничего и не получалось, и тогда Вано вымещал злобу и на ней, и на девицах, пиная их ногами. Но теперь все, слава богу, в прошлом.
«Больше он мне не нужен, – поняла Аза, – более того, он вообще-то зажился на этом свете: не ровен час, еще других наследников оставит. Впрочем, это вряд ли…»
Аза вспомнила сморщенный отросток под обрюзгшим животом графа и расхохоталась. Уж она-то знала толк в мужских достоинствах, ее девки, бывало, визжали, обслуживая настоящих мужиков. Хуже Вано был только ее собственный муженек. Мысль об Алане опять испортила ей настроение. Как она ошиблась, считая того тюфяком, а муж оказался зверем, да к тому же невероятно жестоким.
«Ну, ничего, – подбодрила она себя, – вот рожу с сына, тогда и начну новую жизнь: подарю девок и бордель Алану, а сама уеду».
Аза представила графиню Саломею Печерскую. Как у той затрясутся руки, когда она впервые увидит внука! Восторг ненависти согрел душу Азы: она, наконец-то победит проклятую ведьму.
«Только так, – решила она, – Все мне! Меньшего я не приму».
Она поднялась и посмотрела на часы. Пора! Через час заведение открывать, в начале вечера – самый поток клиентов Аза надела шляпку, накинула шаль и поспешила в свой бордель. В дороге она вдруг почему-то вспомнила, что сегодня смогла избежать встречи с Аланом.
Алан все никак не мог поверить, что проиграл. После возвращения в Санкт-Петербург он несколько раз переспрашивал у жены, действительно ли та сказала Вано, что ее муж вернулся, и женщина клятвенно подтвердила, что граф все понял правильно. Получалось, что Печерский сбежал в Москву, но это выглядело так странно и глупо, что в голове простого погонщика, каким был Алан, не укладывалось. Как можно уехать, не получив кучу денег, ведь именно их и должен был передать Гедоев своему заказчику.
Вано был именно заказчиком, ведь он заплатил половину от условленной суммы за поездку в Одессу. Алана это устраивало, он знал, что в южном порту купит контрабандный гашиш гораздо дешевле, чем в горных селениях Кавказа, а заработать еще и на поручении казалось очень заманчивым. Но все изменилось, когда Гедоев увидел кошели с золотом, переданные одесским купцом для доставки его заказчику в столицу. Там оказалась такая сумма, что Алану пришлось бы три года возить гашиш и окончательно рассориться с подельником Конкиным, все время сбивавшим цену на товар. Такие деньжищи доставалась Вано за просто так, а в случае ареста курьера тот заявил бы, что не знает жалкого торговца опасной травой, и сиятельному графу все бы поверили.
«Сукин сын, – бесновался Алан, – все ему в руки с неба падает. Приеду – поговорю, что за такую работу нужно платить больше».
Он вернулся с твердой уверенностью, что заставит Вано делиться, но дома выяснил, что, оказывается, делиться заставили его самого. Пока хозяин отсутствовал, мерзавец не только развлекался с его женой, что было бы еще полбеды, а сделал ей ребенка. Теперь, по всем законам, этот еще не родившийся ублюдок считался Гедоевым, а такого Алан простить своему обидчику уже не мог. Он решил наказать сукиного сына, но до сих пор так и не смог его найти.
Аза утверждала, что в первый же вечер после его приезда она пыталась растолкать мужа, чтобы сообщить о приходе Печерского, но Алан был не в состоянии вырваться из приятного, полного радости сна.
– Ничего, повидаемся сегодня, – решил он утром, и наказал жене немедленно сообщить, как только ее любовник объявится.
Но Аза, вернувшись домой, как обычно, за полночь, доложила раздосадованному мужу, что Печерского сегодня не видели.
– Ты его предупредила?! – взревел Алан, отвешивая женщине увесистую оплеуху. – Признавайся, шлюха!
Но Аза поклялась жизнью обеих их дочерей, что ничего Печерскому о подозрениях Алана не рассказывала, более того, жена заявила, что любовник и не подозревает, что ее будущий ребенок – от него. Она говорила так убедительно, что Алан ей поверил – не могла же мать врать, поклявшись жизнями своих дочерей.
Гедоев понадеялся, что его заказчик появится в борделе на следующий день, но этого не случилось, и только к концу недели торговец понял, что Вано избегает встреч с ним. Если тот не ожидал мести Алана из-за жены, то почему не спешил получить привезенные им деньги? Нет, видно, все-таки подозревал, раз даже соглашался расстаться с такой огромной суммой, лишь бы не подвергать себя опасности.
Алан решил реквизировать золото Печерского, и сразу же оказался перед вопросом, куда его вложить, ведь явно негоже, чтобы такие деньжищи лежали мертвым грузом – они должны работать и приносить доход.
«Можно отнести их Барусю, сказать, что в работу отдаю, – размечтался Алан, – у него, говорят, много заемщиков, человек он надежный. Буду сидеть, ничего не делая, только денежки получать».
Радужная перспектива разбилась о суровость действительности: Барусь обязательно поинтересовался бы, откуда у мелкого торговца появилась такая сумма в золоте, а там, глядишь, и в полицию сбегал бы. Нет, вариант с ростовщиками не годился, но тогда оставался лишь Конкин. Алан чертыхнулся, ведь отношения с подельником у него постоянно балансировали на грани драки. Конкин безбожно занижал цену на привезенный гашиш и при этом забирал большую часть себе на том основании, что давал Алану аванс.
– Да, деньги есть – а вложить некуда… – пробормотал Гедоев, пересчитывая в своей холодной парной золотые червонцы Печерского, их оказалось ровно двести штук, и вдруг в его голове мелькнула счастливая мысль:
«Аванс! Я верну Конкину аванс и заберу обратно товар, хочет – пусть берет по той же цене, что и другие. Хватит ему сидеть на моей шее, свесив ноги!»
Алан спрятал кошели в тайник под полатями, запер баню и направился к маленькому лазу между дворами. Он раздвинул две доски и оказался во дворе соседа. Гедоев уже собрался постучать в дверь дома, но та сама распахнулась, и на пороге появился хозяин дома. Волосы соседа были всклокочены, как будто тот только что спал.
– Чего нужно? Не договаривались же, – процедил Конкин. – Что-нибудь случилось?
– Да ничего, просто дело есть…
– Ну, проходи, – посторонился сосед, пропуская его в дом.
Алан чувствовал, что Конкин раздражен его приходом, казалось, что он помешал чему-то, затеянному соседом, но тот выглядел только что вставшим с постели – значит, занят не был. Конкин недовольно засопел, кивнув посетителю на стул, и поинтересовался:
– Зачем пришел?
– Я пришел, чтобы отдать тебе аванс и забрать свой товар, твоя цена меня больше не устраивает.
– Вот как? А что же ты раньше думал, когда мои средства по полгода крутил? – удивился Конкин, и его узкие глаза недобро блеснули. – Тогда мои деньги тебе хороши были, а нынче, значит, уже в тягость?
– Сам виноват, – разозлился Алан, чувствуя определенную правоту в словах подельника, – ты давишь цену! С тобой работать совсем невыгодно.
– Что же тебе выгодные покупатели авансов на полгода не дают? – поинтересовался Конкин, – а я – плохой человек – тебя деньгами снабжаю и процентов не беру.
– Больше это не понадобится, – отрезал Алан, – бери свой аванс, возвращай товар, разводимся мы.
– Это ты со своей шлюхой разводиться будешь, – зловеще процедил сосед, и яростная гримаса исказила некрасивое лицо, сделав его совершенно ужасным. – Ну, а я тебе развод дам – только когда сам этого захочу, так что иди пока домой, недосуг мне лясы с тобой точить, устал я.
Конкин настолько недвусмысленно сунул руку в карман широких плисовых штанов, что безоружный Алан испугался за свою жизнь. Он молча попятился к двери, и только захлопнув ее за собой, вздохнул свободно. Гедоев направился к лазу в заборе, пролез на свою сторону и задумался. То, что Конкин ему отказал, не удивило. Странно было другое: куда тот так спешил? Алан не поленился засесть у окна в мезонине, чтобы проследить за подельником. Ждать пришлось долго, но терпение Алана было вознаграждено: в сумерках дверь соседского дома отворилась, и оттуда вышел Конкин, а рядом с ним топала широченными шагами огромная рыжая женщина.
«Неонила! – узнал Алан. – Так вот кто был с ним, когда я полез с разговорами. Значит, эта коровища все слышала, и если до разборки меж нами дойдет, она против меня показания дать сможет».
